Здравствуйте, все! |  |
Я даже не могу сказать, какое из моих имен нравится мне больше остальных. Я сам, когда знакомлюсь с кем-нибудь, говорю Александр, но Шурка проще и привычнее, и Алекс мне тоже нравится.
Эту тетрадь мне посоветовал завести Дед, потому что... Ну... летом умер мой папа... Это трудно рассказывать... Я потом расскажу. Позже. Мне было очень плохо, а маме еще хуже, хотя она и держится молодцом, по выражению Деда.
Ну, в общем, я уехал с Дедом в Россию, в Петербург и жил там почти месяц и
даже в школу там ходил. И... Я теперь всё время живу как бы между Россией и Швецией и должен постоянно все всем объяснять, потому что в России очень мало знают о Швеции, а в Швеции никто не понимает про Россию. Ну, мои друзья то есть, и остальные тоже.
И Дед сказал:
-Будет легче, если ты возьмешь тетрадь и все запишешь. И, может быть, сам разберёшься.
Дед считает, что в голове у человека хаос, а когда начинаешь писать, то все мысли становятся на свои места и делаются понятней.
Мой Дед занимается наукой и знает, как обращаться с мыслями.
Ну вот, я взял тетрадь и стал все записывать, потому что мне очень хочется разобраться, что происходит вокруг. И внутри, во мне самом.
А самое главное, разобраться, кто я такой.
Кто я?
Раньше я как-то о таком не думал, то есть немножко, конечно, думал, но не так. А сейчас мне очень важно понять, кто я такой. Бабушка говорит, что это нормально в подростковом возрасте.
-Сашенька вступил в младший подростковый возраст, и у него проблема идентификации.
Я слышал, она это маме говорила, а мама сказала:
-Бедные мои мальчики, намаются они в жизни, нигде им нет места, всюду они чужие.
-Не говори глупостей, - сказала бабушка, - их место там, где их любят. Просто Сашеньку сейчас надо поддержать, дать ему почувствовать, что он всюду свой, его всюду любят.
С идентификацией у меня и правда проблема. Почему-то теперь, после того как умер папа, это оказалось очень важным для меня - понять, кто я.
Я родился в России, тогда это был еще Советский Союз, и Санкт-Петербург назывался Ленинградом. Но с 5 лет я живу в Швеции, хожу в обычную шведскую школу, читаю, смотрю телевизор, болтаю с друзьями и все такое по-шведски. А дома мы все говорим по-русски. Мама считает, что вокруг слишком много шведского и надо сберечь русскую речь. Читаю я тоже больше по-русски, потому что я очень рано стал по-русски читать, еще до того, как уехал в Швецию. Меня бабушка научила. Хотя теперь я по-шведски тоже много читаю. А думаю я, когда один, почти всегда по-русски, хотя в школе я, конечно, думаю по-шведски и с ребятами тоже. Иногда отдельные слова, даже в мыслях, остаются шведскими. Бывают такие вещи, которые я просто не знаю, как по-русски сказать. По-шведски проще. А иногда бывает наоборот, проще по-русски, а по-шведски трудно объяснить. Мой братишка, Джо, просто перемешивает русские и шведские слова. Это очень смешно, но все равно понятно. Мама говорит, что я тоже так делал, когда мы только приехали в Швецию и учились шведскому языку.
Но мой цвет кожи не подходит ни для Швеции, ни для России. Я - чёрный. То есть, я на самом деле совсем не черный, просто «очень смуглый», как говорит бабушка. Как будто я сильно-сильно загорел. Но это не загар. Просто я - черный.
Так это называется. Цветной или черный. Глупое какое-то определение. Если сказать кому-нибудь: «Ты белый», то человек просто не поймет, о чем речь. Это же ничего не значит. В Швеции почти все белые и в России тоже.
Мой бестис (бестис по-шведски значит «лучший друг») Мирослав, он из Югославии и говорит по-сербохорватски. И это для него важно. А не то, что он белый. Он говорит, что даже если бы он был зеленым, он все равно остался бы югославом. Или Виктор. Он из Чили, это в Латинской Америке. В Швеции всех из Латинской Америки называют латинами, хотя они из разных стран. Они все говорят по-испански и здорово танцуют, почти как мы, негры. Потому что я - негр, хоть и светлее остальных. Негр - это такое объединительное название. Как латин. Некоторые думают, что это ругательство. Я не считаю, что это обидное слово, но ведь оно ничего не объясняет. Негры есть во всем мире: и в Африке, и в Америке, и в Европе тоже. Меня называют негр, хотя моя мама белая. И «негр»не объясняет, кто я такой, откуда. Я читал, что негр - это определение расовой принадлежности. Но папа говорил, что сомалийцы принадлежат не к негроидной расе, а к эфиопской. Здесь я совсем ничего не понимаю.
Мой папа - черный, гораздо темней меня, но он тоже не совсем негр. Он мулат. Его мама была черная, а отец белый. А я квартерон. Так, кажется, это называется. Я только на четверть «черный». Но этой четверти вполне хватает, чтоб отличаться от всех остальных.
Еще говорят: «африканец». Но я, например, никогда не был в Африке, какой же я африканец?
С национальностью еще сложнее. Я раньше думал, что мой папа сомалиец, а мама русская. Но это оказалось не так. Или не совсем так, как я думал. Папа ведь не совсем сомалиец, хотя он родился и вырос в Сомали. А мама моя тоже не совсем русская. И даже совсем не русская, хотя и русская тоже.
В общем, это все так запутанно, что я решил написать всё по порядку и посмотреть, что получится.
Я начну с папы, потому что это из-за него я стал думать о том, кто же я такой. И потом мне очень его не хватает. И все время хочется о нем говорить. Я сам удивляюсь. Пока папа был жив, мы с ним говорили обо всем, но мне бы в голову тогда не пришло говорить о нем. Мы с мальчишками никогда не говорим о наших родителях. Нам своих дел хватает. Но теперь мне просто необходимо с кем-то говорить о папе. Наверное, когда я о нем говорю, он становится снова как бы живой, и мне легче от этого.
Я жалею, что никогда не спрашивал папу про его жизнь. Я дурак был, меня совсем не интересовали мои родители. То есть интересовали, как родители, мама и папа. Это Дед мне показал, что папа был не только наш с Джо папа. Он был сам по себе человек, и у него была своя жизнь до нас и помимо нас тоже. Работа и все такое.
Папа рассказывал иногда про то, как он был маленьким, но я не очень слушал, мне казалось, что он меня все время учит, как мне хорошо и как ему было трудно. А он, наверно, хотел просто рассказать, как они жили. А теперь его нет...
Папа
Мой папа из Сомали. Но его папа, мой дедушка, был итальянец. Я практически ничего не знаю про его родителей. Только - что бабушка, папина мама, была очень красивая и один итальянец в неё влюбился.
Чтоб вы поняли, я расскажу немного про Сомали. Если посмотреть на карту Африки, то справа, т.е. на востоке, есть такой полуостров, острый, как угол, он так и называется Африканский угол, и здесь лежит страна Сомали. В полупустыне.
Сомали очень древняя страна. Старше Швеции и России. Уже в начале нашей эры там были города, и жители торговали с греками и арабами. Те приплывали по Индийскому океану. И индийцы тоже. И многие оставались. А потом на этом месте поселилось так много арабов-мусульман, что они образовали мусульманский султанат. В XIX веке сомалийский полуостров был захвачен европейцами. Его поделили между собой Италия, Франция и Великобритания. И там стало три колониальных государства - Британский Сомалиленд, Итальянское Сомали и Джибути, французская колония. А в 1960 году итальянская и британская части, получив независимость, объединились в одну страну Сомали. Со столицей в городе Могадишо. Такой город-порт в Южной части Сомали. И тогда официальным языком стал сомалийский, а не итальянский и английский, как было раньше. Но итальянские школы еще оставались некоторое время, так как итальянцев в Сомали жило довольно много.
Это все я взял из словарей. Только в дедовом, Большом советском энциклопедическом словаре написано, что «после военного переворота в 1969 году в стране была провозглашена Сомалийская Демократическая республика и осуществлен ряд преобразований, направленных на укрепление экономической независимости». А в новом Энциклопедическом словаре школьника, который мне Дед с бабушкой подарили на день рождения, написано, что «после военного переворота власть захватила военная хунта». Потому что после распада Советского Союза в русских энциклопедиях изменился взгляд на историю. И то, что раньше называлось демократией, стало называться хунтой.
В 1991 году в Сомали начались «столкновения противоборствующих группировок» , то есть просто война. Она и сейчас идет. И никто не знает, когда она кончится. Книжек про Сомали и по-русски, и по-шведски очень немного, а по-английски я пока читаю плохо. И потом они не про папу. Я спрашивал маму и Ибрагима, папиного друга, но мама познакомилась с папой в Ленинграде, когда он уже уехал из Сомали, а Ибрагим хоть и из Сомали, не был там папиным другом. Неожиданно оказалось, что больше всех про папу и Сомали знает Дед. Он сказал, что здесь нет ничего удивительного:
-Понимаешь, приходит чужой парень из другой семьи, страны, вообще из другого мира и уводит твою дочь. Естественно, что ты захочешь узнать о нем все, что можно; какие у них традиции, праздники. Как они детей воспитывают, как о стариках заботятся. Ведь у каждого народа свои привычки.
-Но как же мама?
-Мама его полюбила, ей все равно, из какой страны он приехал, для неё важен был он сам. Влюблённые, они только друг друга видят.
-А ты?
-А я увидел человека, которого моя дочь полюбила, хорошего человека, но непонятного, чужого. И я хотел понять. Читал что-то и много мы с ним говорили, с папой твоим. У меня ведь тоже всяких предрассудков хватало. Что в Африке отсталые народы живут и прочее. Что они многоженцы и вообще женщину за человека не держат. Много всякого. Я вот сначала думал, что в Сомали какие-то свои, языческие боги, а оказалось, что они мусульмане, а твой второй дед вообще был католик. Впрочем, он и не был сомалийцем.
Вот что рассказал Дед. Это все похоже на сказку, но Дед говорит, что жизнь намного необычней сказок. И потом это все правда, так на самом деле было.
Папин папа был аптекарь, провизор и делал лекарства для итальянских офицеров в госпитале. Однажды он встретил очень красивую сомалийскую девушку и влюбился. Он был католик и уговорил её принять католичество и венчаться. И тогда у них начались неприятности. Её род от неё то ли отказался, то ли вообще проклял, а на него европейцы стали смотреть с пренебрежением. Это все происходило как раз перед тем, как Сомали получила независимость.
Папа родился в 60 году, а через два года его мама умерла, и его растил отец. Папа ходил сначала в итальянскую школу и дома говорил по-итальянски. И официальным языком там, в папиной части Сомали, был итальянский, так как у сомалийского языка ещё не было алфавита. Когда появился письменный сомалийский язык, папа уже хорошо читал по-итальянски и по-английски. Но в итальянской школе было очень мало черных и их не любили. На папе почему-то никак не отразилось, что у него белый отец. Он сам говорил, что черные гены сильнее, чем белые. Только волосы у него были мягкие. Потом итальянскую школу закрыли.
Ему было как раз столько лет, сколько мне сейчас, и у него тоже возникла «проблема идентификации». Ведь по цвету кожи он все равно не был итальянцем. В новой школе, как я понял из редких папиных рассказов, ему было тоже не сладко: он плохо говорил по-сомалийски и к тому же не был мусульманином. Его моббали (по-шведски это значит - травили в школе, издевались), и никто не хотел с ним дружить. Он много читал и мечтал о справедливости.
В результате он не стал ни католиком, ни мусульманином, а стал социалистом. Потом он поехал в Советский Союз, в Ленинград, выучил русский язык и стал учиться на врача. Советский режим оказался не таким прекрасным, как он думал. Там было много всякого, что противоречило идеалам, и даже расизм. Папа (тогда ещё не папа, а молодой человек) сперва даже хотел уехать из Союза, но потом всё-таки решил остаться. Он хотел выучиться, чтоб вернуться в Сомали образованным и строить там общество, которое действительно будет справедливым. А потом началась перестройка, и все стали надеяться, что теперь будет, наконец, настоящий социализм, социализм с человеческим лицом. (Дед говорит, что так это называлось в газетах, Дед тогда верил, что такой социализм есть в Швеции). И тут наш будущий папа встретил нашу будущую маму. Во время перестройки.
Мама
Я раньше думал, что наша мама русская. В Швеции все, кто из России, русские. Мы приехали из России и говорим по-русски и праздники у нас - которые только в России празднуют: Новый год и 8 Марта. Потому что в Швеции подарки под елку кладут на Рождество, а Новый год, это так, полупраздник. Все выходят на улицу или на балкон, пьют шампанское и стреляют из ракетниц. И ужинают нормально, часов в семь вечера. А у нас все садятся за стол в полдвенадцатого ночи и пьют сначала за старый год, потом за Новый, и едят все врямя, то есть прямо в полночь. А 8 Марта в Швеции только феминисты празднуют. И без всяких подарков, а просто устраивают демонстрации за права женщин, так что это получается для них вовсе и не праздник.
Но оказалось, что мама вовсе не русская, а еврейка. То есть она конечно, русская, но русская еврейка. Мы в школе про евреев читали, про холокост. Холокост - греческое слово и означает: уничтожение. Этим словом называют теперь массовое истребление евреев во время Второй мировой войны. В гитлеровских лагерях, газовых камерах. И массовые расстрелы тоже. Это все ужасно, но это было так давно. Я не думал, что это имеет к нам какое-то отношение. Весной всем шведским школьникам выдали книгу «...ом детта му ни беретта...» («...об этом вы должны рассказать...»). Эта книга, оказывается, есть и на русском языке, я видел, когда в русскую школу ходил. Только она называется «Передайте об этом детям вашим». Там рассказывается об уничтожении нацистами евреев и цыган, и очень много фотографий. Мы дома смотрели её все вместе. Мама сначала не хотела, чтоб Джо смотрел, там много совсем страшных фотографий: трупы и дистрофики. Но папа сказал:
-Пусть. Он тоже должен знать. Еще неизвестно, что им предстоит самим увидеть.
Мама плакала, когда смотрела.
-Зачем ты плачешь? - спросил Джо.
Он всегда все спрашивает. Наверное, когда я был маленький, я тоже много спрашивал. А потом перестал. Теперь я сам удивляюсь, почему я такой нелюбопытный. Я, оказывается, не знаю элементарных вещей. Я даже не знал, что моя мама еврейка. И Дед, и бабушка. И что почти вся бабушкина семья погибла во время холокоста.
Мама у нас очень красивая. Конечно, все рябята считают, что их мамы красивые. Это нормально. Но мама правда очень красивая. Папа говорит, что на неё всегда все мужчины оглядываются. Она маленького роста, намного ниже папы. И у нее черные волнистые волосы. Когда мы с бабушкой читали «Онегина» и прочли, что у Ленского «кудри черные до плеч», я спросил:
-Как у мамы?
Бабушка очень смеялась и всем рассказывала, как я маму сравнил с Ленским. Но на самом деле ведь это правда, у мамы тоже «кудри черные до плеч». И руки у неё очень красивые, с тонкими длинными пальцами. Бабушка говорит, что мама должна была стать музыканткой (или музыкантшей?). Она ходила в музыкальную школу, и у неё были успехи. Но мама не захотела и пошла учится на учителя иностранных языков. Вообще-то она хотела учиться на филолога в Ленинградском университете, но туда не принимали евреев, им просто ставили двойки или тройки на экзаменах, чтоб они не прошли. Я не понимаю, как можно не брать человека учиться, если он какой-то не той национальности. Конечно, в Швеции эмигрантам трудно устроиться на работу, но учиться ты можешь сколько хочешь и где хочешь. И потом мама же не была эмигранткой, она же родилась и выросла в Ленинграде. Если мы с Джо и вызываем какие-то сомнения своим цветом кожи, то уж мама точно русская.
Но для Ленинградского университета она была не достаточно русской. И даже, чтоб поступить в Педагогический институт на иностранный факультет, ей надо было на вступительных экзаменах отвечать так, чтоб никто не мог придраться, на все пятерки.
Мама говорит, что национализм есть во всем мире. В Дании, например, не любят гренландцев и стараются их никуда не брать, хотя они совсем не эмигранты, потому что Гренландия - это как бы часть Дании.
Но мама все равно поступила в институт и стала учить испанский и английский, и еще потом португальский, так как он очень близок к испанскому. А потом она встретила папу и выучила еще итальянский, и потом шведский, уже здесь, в Швеции. Так что она знает теперь шесть языков, а может и больше. В Швеции много людей со всего мира, которые говорят на разных языках, и часто нужны переводчики. Но если ты инвандраре, то есть приехал из другой страны (особенно, если ты не из Европейского Союза, куда входит большинство стран Западной Европы,) то ты как бы все равно неграмотный, и никто не хочет брать тебя на работу.
Мама начала работать по-настоящему только прошлой весной. Это один папин знакомый, тоже врач, её взял. У него частная практика. То есть он сам по себе работает, не в поликлинике. Мама у него секретарь - ведет журнал, отвечает по телефону, записывает на прием. И её знание языков очень пригодилось, так как здесь много инвандраре из Латинской Америки, которые говорят по-испански, и из Африки, говорящих по-английски.
Мама говорит, что всё, что ни делается, всё к лучшему. И она очень довольна. Потому что знание языков - не профессия, она это только в Швеции поняла. Это при любой профессии нужно. Чем больше языков человек знает, тем легче ему работать.
На самом деле для меня было много лучше, когда мама не работала. Когда я учился в начальной школе, я ходил на продленку - фритис. Мама с Джо приходили за мной, и мы сначала гуляли все вместе, а потом я с мамой делал уроки. Мама говорит, что в России продленка, чтоб там уроки делать. А в Швеции продленка, чтоб играть. А уроки потом делают дома, но многие вообще не делают их никогда, так как оценок здесь не ставят. Я раньше думал,почему я должен уроки делать, а другие могут не делать. Если бы мама не занималась со мной дома, я бы, наверное, был жутким лентяем и двоечником. Это я теперь понимаю, что я для себя учусь, а не для учителя. Мне интересно всё знать. Дед говорит, что он всю жизнь учится, а знает всё равно недостаточно.
Когда я перешел в 4 класс, у нас уже не было продленки. И было очень здорово, что мама дома. Я приходил из школы, мы ели, я быстро делал уроки и всегда мог её спросить, что нужно. А потом я убегал к ребятам, и когда приходил, то дома уже были папа и Джо, и мы садились обедать, и обед был всегда готов.
А весной, когда мама нашла работу, папа был уже болен. Они оба уже понимали, что будет... А я не понимал. Не думал, что так вправду бывает, так быстро...
Мама хотела быть около папы все время. Но она радовалась, что нашла работу. До этого у неё были только частные уроки и переводы иногда. И папа тоже радовался, что она получила постоянную работу и потом у своего человека, то есть у знакомого, который к ней хорошо относится и ценит ее знания.
Папа то в больнице лежал, то дома. Особенно скверно было, когда в больнице - приходишь, а дома пусто, никого нет, мама на работе. Как теперь... Теперь я делаю уроки сам, и это почему-то занимает намного больше времени, чем с мамой. Правда, в шведской школе очень мало уроков, в сравнении с русской. И если мне уж очень не хочется делать уроки, то я вспоминаю моих друзей в Петербурге и понимаю, что мне в сто раз легче.
Мама очень любит петь. И папа любил. У его отца в Сомали был проигрыватель, и много старых пластинок. Они оба (и папа, и мама) любят оперу и хотели, чтобы и мы тоже (я и Джо) полюбили. А я не люблю. Я не разбираю слов, когда поют в опере, и это очень мешает. Я люблю петь, но когда меня никто не слышит. Потому что я пою сам для себя, свои песни, ну, не песни даже, а то, что я вижу. Иногда получается складно, а иногда ерунда. Мама хотела, чтоб я пошел в музыкальный класс. В Швеции во многих школах есть такие классы, там поют и вообще занимаются музыкой. Но я наотрез отказался петь в хоре. Зато я люблю танцевать. Я всегда пританцовываю, даже когда сижу, ноги не могут стоять спокойно. Мама говорит, что это африканская кровь во мне играет. Что эта музыка у меня в крови. И когда я пою про себя, внутри, все мое тело танцует так, что это видно снаружи.
Наша мама ужасная хохотушка. С ней всегда весело. Правда, иногда я на неё сержусь, когда она надо мной смеётся. Или мне кажется, что она надо мной смеётся. Теперь она смеётся редко. А потом у неё слёзы в глазах. И тогда я за неё боюсь. Ведь когда-нибудь...
Дед говорит, что это нормальное явление, когда дети хоронят своих родителей. Ненормально, когда родители хоронят детей. Как с папой. Он же деду как сын. По-шведски даже так и называется - свэрсон. И по-английски. Конечно, дети должны жить дольше родителей, ведь они моложе. Но если подумать: ведь когда-нибудь мне придется хоронить дедушку с бабушкой и потом маму, и сразу страшно.
Хорошо, что у нас есть Джо. Он всегда что-нибудь такое скажет, что просто невозможно не засмеяться. Если мама работает в вечер, то я иду за Джо в дагис, так по-шведски называется детский сад, и потом грею то, что мама оставила, и мы едим вдвоем с Джо. А потом играем.
Джо
На самом деле его зовут Джоакино. Так звали папиного папу. Когда папа кончил учиться и стал врачом, он поехал обратно в Африку и хотел, чтобы мама и я поехали с ним тоже. Но маме надо было учиться еще год, чтобы кончить институт, так как она один год пропустила, когда я родился. И они решили, что папа сначала все устроит, а потом мы с мамой к нему приедем. Это было в 90 году.
Папа очень долго не видел своего отца, Джоакино. Потому что папа жил в России уже семь лет и за все время только один раз ездил в Африку. Так как это очень далеко было и дорого. Он в каникулы обычно ездил в Европу на заработки с другими иностранными студентами. И он чувствовал себя виноватым, говорит мама. Потому он очень хотел поскорей поехать в Сомали, домой. Он не мог ждать еще целый год, когда мама кончит учиться. Мне было тогда 3 года. Сначала от папы приходили открытки. А потом он пропал. То есть никаких вестей от него не было. А потом Советский Союз развалился, а в Сомали началась гражданская война. И мама боялась, что папа не сможет приехать или что он вообще погиб. Но он не погиб. Зато погиб его папа, Джоакино... Я не знаю, как это было, папа никогда никому этого не рассказывал, даже деду.
Но в один прекрасный день папа вдруг позвонил из Швеции. Мама чуть не умерла, так это было неожиданно. И потом мы поехали к нему. Я его два года не видел и не помнил почти. И сначала даже боялся. А потом понял, что это мой папа.
Джо родился в Швеции через год после того, как мы с мамой приехали, и его назвали в память о папином папе - Джоакино. Мне было почти 6 лет, а теперь ему самому столько, так что теперь я его старше ровно в два раза.
Джо очень смешной. Я считаю, что он хорошо говорит и по-русски, и по-шведски, но все равно у него смешно получается. Он часто берет шведские слова и изменяет их по-русски. Например, он говорит:
-Меня один килле (килле значит парень, а много парней -киллар) хотел стукнуть в дагисе. А я сам его стукнул, а другие киллеры...
Дед его спросил:
-Это кто у вас там киллеры?
-Мы все киллеры, кроме девчонок.
Я стал ему объяснять, кто такие киллеры, но Джо мне не поверил:
-Ты, - говорит, - все специально придумал, чтоб меня запутать, а сам такой же килле, как все.
Однажды Дед сочинил:
Почему наш славный Джо
Не играет на банджо?
Научи его скорей,
В доме будет веселей!
Джо сразу спросил:
-Зачем бандо?
Дед ответил:
-Не бандо и не ландо. Так у нас заведено. Банджо - это инструмент такой.
-Инструмент? Как отвертка? - спросил Джо.
И еще Джо поет итальянские песни и арии, которым его научил папа. Делает при этом очень серьёзное лицо и выглядит уморительно. Когда ко мне приходят ребята, мы часто просим его спеть и потом хохочем. Он не обижается. Он думает, что это такие смешные итальянские слова, которых он не понимает. И мы тоже.
Когда я был маленький, я очень любил книжку про Алешу-почемучку, которую мне читала бабушка. Там про маленького мальчика, который едет из Москвы в Киев и всегда у всех спрашивает: почему? Почему свет горит? Почему трава зелёная? Почему вода мокрая?
Джо похож на этого Алешу, только он спрашивает: зачем? И это очень смешно, потому что про все на свете невозможно объяснить - зачем. А иногда получается, наоборот, очень серьезный вопрос, который он сам быстро забывает, а я всё думаю: зачем?
Когда мы пришли с похорон, мамины подруги, Лена и еще другая, приготовили обед. Джо был с ними дома, его не брали на кладбище. И мы все сели за стол (меня тогда ужасно удивило и рассердило, что я действительно хотел есть: ведь я только что похоронил папу), и Джо вдруг брякнул:
-А папа насовсем умер?
Все вокруг замолчали. Потом Лена, мамина подруга, спросила:
-Что ты имеешь в виду?
-В каком виду? - спросил Джо - Мы так играли с папой.
-Джоакино! - одернул Дед, он хотел, чтоб Джо замолчал, потому что думал, что тот скажет что-нибудь не кстати.
Но Джо не замолчал, а наоборот, стал рассказывать:
-Мы так играли с папой ден гонген ёг вар хемма фрон дагис. (значит - в этот раз, когда я был дома, не ходил в садик.) Папа сказал: «Тенк, ат ёг ер борта фёр алтид». (Представь, меня больше нет совсем.) И мы играли, что я, когда важно, сам себя спрашиваю, а что папа скажет?
-А папа? - спросил я.
-Папа на диване лежал, а потом телефон позвонил, и мы не играли больше. А потом папа в больницу уехал, и я сам играл. А потом он приехал и умер. Это ведь понарошку так?
-Нет, - сказал Дед, - это по-настоящему. К несчастью.
-А зачем?
-Что зачем?
-Зачем по-настоящему? Зачем умер?
Тут мама заплакала, подошла к Джо и давай его целовать. А он отбивается и кричит:
-Зачем ты меня целуешь?
А я стал думать: действительно, зачем люди умирают?
Зачем папа умер?
Бабушка
Наша бабушка - пенсионерка. Она не старая еще. В России женщины идут на пенсию с 55 лет, а мужчины с 60. Это потому, что там жизнь очень тяжелая и еда плохая, с нитратами. Хотя мне нравится, как бабушка готовит. Но продукты там не такие качественные, как в Швеции. В Швеции очень следят, чтоб продукты были чистые - то есть никаких там химических веществ или радиоактивности в еду не попадало. А в России и воздух грязный, и радиация. И потом еще зарплату не платят, так что даже не на что еду купить. Я читал, что в России средняя продолжительность жизни 59 лет. Это же ужасно мало. В Швеции на пенсию выходят только в 65. И мужчины и женщины, потому что здесь равноправие. Конечно, здесь тоже некоторые умирают молодыми, как папа... Но это не часто. А многие живут до 90 лет и больше. И все спортом занимаются. И на велосипедах ездят. Я здесь встречал настоящих старух на велосипедах. А наша бабушка совсем не старуха. Но представить её на велосипеде не могу. И даже Деда. Хотя плавает Дед здорово. Даже лучше меня. Но папа все равно плавал лучше...
Бабушка до пенсии работала в библиотеке. Когда она говорит, мне всегда кажется, что она читает. Не то чтобы она говорила чужие мысли, она сама очень умная, но она говорит как по писаному, по выражению Деда. Наверное, это потому, что она всю жизнь проводит с книгами. Она сама говорит, что в жизни ничего не умела делать, только читать, и что если бы ее не взяли в библиотеку, то она просто погибла бы. На самом деле бабушка очень рукастая - она умеет шить и вязать, и варить варенье, и печь. Мама говорит, что в Швеции нет смысла варить варенье, можно купить какое угодно, но по-моему, бабушкины все равно вкуснее магазинных.
Бабушка родилась перед Второй мировой войной. И всю войну она жила со своей мамой в эвакуации на Урале в бараке, где жило много женщин с детьми. Все взрослые с утра уходили на работу и возвращались поздно, а дети сидели голодные и на обед ели холодную кашу, остаток вчерашнего ужина. И после войны дети тоже всегда были одни, так как взрослым надо было работать, восстанавливать народное хозяйство.
Поэтому бабушка считает, что дома, когда дети приходят из школы, всегда должен быть взрослый и горячая пища. Она всегда говорит, что детям необходима горячая пища. Когда бабушка приезжает, мы всегда едим по-русски, то есть обед у нас днем, когда я прихожу из школы, и всегда есть суп, второе и потом десерт. Но обычно у нас не бывает супа, а днем я ем бутерброд и йогурт, а обедаем мы вечером, когда все дома.
Когда бабушка училась в библиотечном институте, она ходила на танцы, и один раз там был дедушка. Они познакомились и стали встречаться. И потом поженились и родили маму.
Бабушка очень культурная. Она считает, что культура - всего важней. Из-за этого Дед всегда над ней подшучивает. Она очень любит всякие музеи, особенно художественные, где картины. Еще она любит классическую музыку и оперу. Это она познакомила маму с папой. Через оперу. Дело в том, что у них был абонемент в Кировский театр, у мамы с бабушкой. Потому что мама тоже любит оперу, но её подруги не очень-то хотели в оперу ходить, и она ходила с бабушкой, то есть своей мамой, хотя сама уже была взрослая. И один раз как-то получилось, что бабушка не смогла пойти и мама пошла одна. А папа тоже пошел, он хотел именно эту оперу послушать, но там не было билетов в кассе, так как спектакль был абонементный, и все билеты были проданы задолго до спектакля. Папа стал спрашивать у людей, может, у кого есть лишний билетик. И встретил маму. И купил у нее билет. А потом они сидели вместе в опере, места ведь были рядом, и потом папа провожал маму домой, и они влюбились друг в друга. А потом мама пригласила папу домой, а он не хотел идти, сказал, что русские отцы черных парней не любят. А мама сказала, что это все глупости, но что ее мама (то есть бабушка) хочет видеть, кто сидел на её месте и кого она облагородила. Она считает, что искусство «облагораживает».
Когда папа пришел, бабушка стала его расспрашивать про театр. Она думала, что «бедный эксплуатируемый африканский юноша первый раз в жизни был в опере». А когда он стал ей петь арии на итальянском, она была просто потрясена. Мама с папой всегда смеются, когда вспоминают.
Когда папа уехал в Сомали, а мама кончала институт и потом начала работать в школе, я был больше всего с бабушкой. Когда она работала в вечер, если мама или Дед не могли меня забрать из сада, бабушка за мной прибегала, и мы шли к ней на работу, так как мой садик был рядом с её библиотекой. Я там смотрел книжки и играл, пока не приходили мама или Дед. Когда мы переехали в Швецию, я очень скучал по Деду и бабушке. Так получилось - сначала я два года не видел папу, а потом столько же - бабушку с Дедом.
Первый раз они к нам приехали, когда Джо был год. Я уже ходил в школу и свободно говорил по-шведски. Бабушка называла меня «полиглот». Мы ходили с ними и все им показывали, и бабушка очень удивлялась, что всюду можно ходить с коляской: и в метро, и в магазин, и в музей. С Дедом я тогда еще не очень дружил, он все больше с папой разговаривал. И были они у нас недолго, неделю всего. А последние три лета мы ездили в Россию, к бабушке на дачу. Она уже не работала. Первый раз мама тоже с нами была. А потом нас Лена отвозила, а мама с папой за нами приехали в августе, и мы вместе гуляли по Петербургу и ходили в Эрмитаж. Джо ещё совсем маленький был, он в Эрмитаже ничего не понимал, только всё время спрашивал: зачем то, зачем это?
Нам с мамой просто в Россию ездить, потому что у нас русское гражданство. Я сначало был в мамин паспорт вписан, но когда мы в первый раз летом приехали, мне сделали свой паспорт. А папа с Джо должны каждый раз визу делать, им бабушка приглашение посылала. А мы, наоборот, бабушке с Дедом приглашение посылали, чтоб им в Швецию визу получить.
А в прошлом году я летел один. Это очень здорово было. В Швеции многие дети летают одни, и там в аэропорту есть специальный человек, который ими занимается. Мне на шею повесили такой пластиковый конверт, на котором было написано, как меня зовут и куда я лечу, а внутри лежал билет, паспорт и адрес в России и кто меня встречает - имя и фамилия. И в аэропорту Арланда есть специальное место со скамейкой и там написанно: для детей, летящих без родителей. Мы там сидели и ждали, потом пришел парень молодой, взял мой чемодан и повел меня в самолет. Я боялся, что у меня будут проблемы, потому что надо показывать паспорт и визы и какие-то бумаги писать, декларации, но мы с ним просто прошли мимо контроля и прямо к самолету, потому что уже посадка была объявлена. В Арланде не надо на улицу выходить, чтоб сесть в самолет. Там такие коридоры резиновые, как кишки, прямо из зала ожидания. Другой конец кишки прицепляют к самолету. Там, у входа в этот коридор меня встретила стюардесса, русская. Это она меня потом вывела к бабушке с дедушкой в Пулково, в Питере. Тоже безо всяких проверок. Мы с ней даже в отдельном автобусе ехали от самолета, так как очень много народу набилось в один автобус, и она боялась, что я потеряюсь, а она должна меня сдать с рук на руки.
Я все лето был с бабушкой на даче. А Дед к нам приезжал, и мы к нему в город, потому что он работал. И тогда я с ним больше подружился. А потом мама с Джо приехали за мной, чтобы тоже встретиться с дедом и бабушкой и меня забрать. А папа не приехал...
Я думаю, что пока мальчики маленькие, им с бабушками интересней. А когда вырастают, то им с мужчинами интересней. Вот Джо сейчас бабушкин первый друг. Они вместе читают, гуляют и пекут пироги. Прямо неразлей-вода.
А я теперь больше с Дедом дружу.
Дед
Дед - ученый. Он себя называет «научный работник». Говорит, что ученый -
это очень громкое слово. Как поэт. Очень многие пишут стихи. Но нельзя же всех считать поэтами. Поэтов единицы. И ученых, по большому счету, тоже единицы. Менделеев был ученый, который придумал какую-то систему периодическую. В ней все природные химические элементы имеют своё место, даже те, которые ещё не открыты. Им тоже место предусмотрено. Так Дед говорит. Но я то знаю, что он настоящий ученый. Я раньше думал, что ученые только те, кто совершают открытия.
Но в наше время таких ученых действительно единицы. В основном все просто ходят на работу, также как учителя или водители такси. Те, кто ведут всякие наблюдения и исследования, чтоб потом построить теорию, почему что-то происходит именно так, а не иначе, называются теоретики. Они всякие теории придумывают: почему, например, один ветер дует с Востока на Запад, а другой с Севера на Юг. А те, кто придумывают, как эти теории использовать, называются прикладники. Они делают всякие приборы и прочее. Мой Дед ученый-прикладник.
Бабушка говорит, что если бы Деду дали в свое время учиться в аспирантуре, то он бы стал известным ученым и ездил бы на всякие конгрессы. Но ему не дали, потому, что он, оказывается, тоже еврей. Но Дед в ответ только смеется. Он говорит, что если бы ему и дали закончить аспирантуру, то его все равно бы не пустили ни на какой конгресс, потому что был советский режим. А после советского режима ни у кого нет денег на конгрессы ездить.
Дед морской ученый. Он делает всякие приборы для кораблей, чтобы легче было узнать, где ты находишься, на какой широте, какая глубина там, скорость и так далее. У них в лаборатории полно всяких приборов. Только компьютеров у них раньше не было. В России вообще с компьютерами хуже, чем в Швеции.
Бабушка говорит, что Дед ужасный балагур, и это в него мама такая хохотушка. Он все время придумывает какие-то шутки и смешные стишки. Когда мы праздновали у них Новый год, Дед придумал такие смешные игры, что все просто захлебывались от смеха.
Особенно близко я подружился с Дедом в этом году. Сначала мы с ним очень много гуляли по Стокгольму. Они с бабушкой приехали за неделю до того, как папа умер. Мама хотела папу сразу из больницы забрать, но он сказал, что он сам знает, как лучше. Все уже понимали, что его дни сочтены. Только я в это не верил. Он только один день прожил дома и умер. Мама говорит, что он почувствовал и специально так сделал, чтобы только попрощаться и никого не затруднять и детей не пугать. Он же врач сам.
Когда бабушка с дедом приехали, мама сказала:
-Бабушку я беру на себя, а ты будешь дедушкин переводчик.
И мы стали всюду ходить вдвоем. Обычно мы ехали сначала к папе в больницу, а из больницы шли пешком до метро, а потом ездили смотреть город. У Деда свой особый метод. Он выбирал какую-нибудь станцию, где еще не был, и мы там выходили и гуляли по улицам, доходя до следующей станции. Потом опять садились в метро и ехали домой. Первый раз мы доехали до Т-централен, так называется станция возле Центрального вокзала, вышли на площади Сергеля (это центральная площадь в Стокгольме, она называется в честь одного шведского скульптора, который в XVIII веке жил. Бабушка говорит, что он был классицист.) и пошли до Центрального вокзала. А там опять сели в метро и поехали дальше. На самом деле это та же самая станция, только с другой стороны. У неё очень много выходов, которые расположены на разных улицах. В переходе между вокзалом и метро стояли музыканты, русские, и играли русскую музыку, какую в Питере по радио играют. В Стокгольме много русских уличных музыкантов, я их часто в переходах слушаю. У одного была такая огромная балалайка, и он здорово на ней играл. Я сказал:
-Если я когда-нибудь буду учиться музыке, я бы хотел на такой балалайке учиться.
Дед сказал:
-Это называется бас-балалайка. Только ведь её еще надо самому таскать, а она знаешь сколько весит?
Но я бы такую все равно таскал, очень мне понравилось, как музыкант на ней играл. И еще я бы на гитаре научился. Самми, старший сын Ибрагима, на гитаре играет. Тоже здорово.
Мы с Дедом объездили почти все станции метро и увидели всякие места, где я сам раньше никогда не бывал. И при этом мы всё время разговаривали. Обо всем. О папе, о жизни, о девчонках, о России и Швеции. Обо всем.
Я не верил, что папа умрет. Не знаю, как бы всё это было, если бы не Дед с бабушкой. Когда умирает очень родной человек, надо чтоб другие близкие были рядом. Как Дед. И бабушка. Мама стала совсем как девочка. Боялась остаться одна в комнате и обо всем спрашивала бабушку: что надо делать, куда что поставить, как будто не бабушка у нас в гостях, а мы у неё.
А я был все время с Дедом. Джо ходил в дагис, как обычно, и по-моему, не очень понимал, что происходит.
Однажды мы с Дедом поехали в городскую библиотеку, взять бабушке книги. Бабушка спит очень мало. Она читает, наверное, полночи. Я удивляюсь, как она не устаёт. Я, если читаю долго перед сном, утром не могу проснуться. Бабушка прочла так много книг, что у нас дома не было для нее ничего интересного. А по-шведски она не умеет.
В городской библиотеке русских книг много. Конечно, не так много, как шведских или английских, но всё равно хватает. Там такой круглый зал и в нем балкончик, Дед называет его галерея. И там стоят книги на разных языках и наверху надписи большими буквами: РО РОLSKU, EN ESPANOL, ПО-РУССКИ и другие всякие. Мы посмотрели немного книжки, я нашел «Тайну замка ужасов» Хичкока - это про трех мальчишек-сыщиков. Я как раз перед этим прочел одну из историй про них - «Тайну семи попугаев», которую мне привезли Дед с бабушкой. Дед сказал, что это продолжение, и мы можем с ним вместе прочитать, пока он у нас гостит.
Тут пришла одна женщина, тоже русские книги смотреть, и спросила деда о чем-то. Дед стал с ней разговаривать. Я думаю, он был рад встретить кого-то русского, кроме нас, здесь в Швеции. А я пошел гулять по галерее вокруг. Когда я подходил к ним уже с другой стороны, я услышал, как женщина говорит:
-Конечно, Швеция маленькая страна. Они напустили так много беженцев, и все не хотят работать, живут на пособие. Потому их и не любят. И нас тоже из-за них. Нельзя же нас на одну доску ставить. Они же и учиться не хотят. Многие, прожив десять лет, двух слов связать по-шведски не могут. Особенно всякие мусульмане и африканцы. В районе, где я живу, кругом полно сомалийцев. Не понимаю, зачем их пускают. Они же генетически не способны учиться, только танцуют. Я подумал: это она меня увидела. Потому что я всегда хожу пританцовывая. Это у меня в крови. Я остановился и посмотрел на деда. Он стал весь багровый. Положил руку мне на плечо и сказал так громко, что на нас снизу из зала стали смотреть:
-Мой покойный зять, земля ему пухом, был сомалиец. Он знал шесть языков и был прекрасным врачом и прекрасным человеком. И его сын пойдет еще дальше. Благодаря своим сомалийским генам тоже.
Тут уже женщина стала красной и стала лепетать что-то и говорить:
-Простите, я не думала...
Дед сказал:
-Боюсь, вы генетически не способны...
Мы пошли вниз оформлять книги, и все на нас оборачивались. В Швеции не принято так громко разговаривать, особенно в библиотеке. Я, конечно, был зол на эту тётку, но дед был совсем не в себе. Я сказал ему:
-Ты так не переживай. Тут есть такие. Расисты. У Самми в школе была одна фрекен (учительница), которая тоже думала, что все черные - отсталые и должны в спецальном классе учиться. Но Самми ей показал. Он там самый умный, у себя в школе.
Но Дед никак не мог успокоиться. Дома он стал рассказывать бабушке про тетку, но тут пришли мама с Джо, и он при них перестал.
Я подумал: странно, что я сам так не переживаю. Это же она меня оскорбила, а не деда. Потом зашел Виктор, мы пошли к нему и говорили об этом. Виктор говорит, что я не так переживаю, потому что привык. Наверное, он прав. Здесь все время говорят о расизме и национализме, и по телевизору, и в школе. И я, внутренне, как бы всегда знаю, что могу услышать какую-нибудь такую гадость. Это ужасно противно. Особенно, если ты ничего не можешь сделать. Не стану же я драться со взрослой теткой! Папа говорит что лучшее средство против расизма, особенно в Швеции, стать хорошим специалистом, чтоб они были вынуждены с тобой считаться. Он был очень хорошим специалистом, я знаю. Но ему все равно было трудно найти работу и доказать, какой он умный.
Школа
23 августа началась школа. В Швеции занятия начинаются во второй половине августа, и каждый год по разному - когда 15, а когда позже. Я не знаю, от чего это зависит. И ещё в каждой коммуне по-своему. Швеция делится на коммуны, как Россия на районы. И в каждой коммуне свои политики, как бы маленькое правительство. И они решают, когда начнутся занятия, а когда каникулы. И сколько денег надо дать на школы. Например, если политики в одной коммуне считают, что образование важней всего на свете, то они строят хорошие школы и все делают, что надо. А в другой коммуне правит другая партия, и там могут решить, что им сейчас надо срочно строить мост, а школы и так обойдутся. Поэтому школы в Швеции в разных коммунах работают неодинаково. А в России все дети начинают учебу 1 сентября. Я думаю, было бы здорово, чтоб и в Швеции так. Чтоб все школы в стране в один день начинали. Это было бы как праздник школ для всех сразу. Это, наверное, не так трудно сделать. Ведь Россия такая огромная, раз в двадцать больше Швеции, и ведь там получается, что все в один день начинают. Но мама говорит, что пока школы принадлежат коммунам, то единый день нельзя сделать. Потому что в каждой коммуне свои политики сидят, и у всех разные взгляды на образование.
Короче, я пошел в 6 класс, он в нашей школе последний. В Швеции основная школа делится на 3 этапа. Немного похоже на русскую, но не очень. Сначала лог-стадиет - начальная, как в России. Потом мелланстадиет - с 4 по 6 класс, а потом хёгстадиет - с 7 по 9 классы. А после 9 кто хочет дальше учиться, идет в гимназию. А кто не хочет, тот на курсы идет или на работу, если найдет. В гимназии надо уже выбирать программу или профессию. Это как техникум в России, приблизительно. А я в этом году должен выбрать себе другую школу - хёгстадиет, потому что я кончаю 6 класс и меллан-стадиет-школу.
Мне моя школа нравится, и уходить жалко. Я к ребятам привык и к девчонкам тоже. А теперь мы все рассыпемся. Потому что в нашем районе несколько хёгстадиет школ, и я не знаю, кто куда пойдет. В некоторых есть специальные классы - спортивные, эстетические (театр там или рисование). И даже если многие пойдут в одну школу, то мы все всё равно в один класс не попадем.
Я некоторых ребят целое лето не видел. Хотя большинство из них все лето были дома. Из моего класса мало кто в отпуск уезжает. Некоторые ребята ездят в коло - это лагерь такой летний, но большинство здесь болтается. Мы ведь в эмигрантском районе живем. Зато у нас ребята со всего света - от Бангладеш до Уганды, у нас в классе 25 человек из 13 стран. Папа говорит, что это здорово, что у нас такой многонациональный класс и вся школа такая. И я тоже думаю, что это здорово. Потому что так интересней. И никому дела нет, какого ты цвета. И Римма тоже считает, что это здорово.
Римма - моя учительница родного языка. В Швеции такой закон есть, что если в коммуне живут пять школьников, говорящих на одном языке (кроме шведского, конечно), то они имеют право на группу родного языка. То есть родители пишут заявления и просят открыть группу русского языка или китайского, или сомалийского. Но это не значит, что такую группу обязательно откроют. Потому что здесь все политики решают. А у них всегда на школу денег не хватает. У нас раньше было две группы русского, а теперь одна, и мы все вместе должны заниматься с 1 по 9 класс. Родной язык в расписание не входит, это после основных уроков, раз в неделю. Рябятам из всех школ коммуны приходится ездить, потому что русская группа только одна на всю коммуну, в ней семь учеников всего. Мне повезло, что русская группа собирается в нашей школе, потому что у нас трое русских, а в других школах по одному. Иначе мне тоже надо было бы ездить. На самом деле у нас в коммуне больше русских живет, но родной язык - необязательный, после школы, и не все хотят. А мне нравится.
Римма в России была учителем рисования. Она тоже из Ленинграда, из Питера, то есть. А муж у неё швед, она к нему сюда переехала. Но в Швеции иностранных учителей в школу на работу не очень-то берут. У нас в школе все учителя - только шведы. Так что она рада, что хоть такая работа есть. И я рад, что она не настоящий учитель русского языка. Потому что раньше, два года назад, у нас другая была, настоящая, которая в России русский язык преподавала, и мы каждый урок правила зубрили и диктанты писали. И многие из-за этого перестали на русский ездить, те, кому далеко. Кому интересно диктанты писать. И к тому же, все правила выучить невозможно. Папа говорит, что русский язык самый трудный из всех, что он знает. Как надо говорить: я не вижу стол или я на вижу стола? Почему бывают кошка и кот, то есть слова мужского и женского рода, для обозначения разных полов, а обезьяна только обезьяна и всё? Не все же обезьяны женского пола.
С Риммой мы читаем больше и играем во всякие игры словарные, а пишем в основном дома, домашние задания и сочинения, так как на уроке времени нет на диктанты. И потом мы же все разные. Сережка маленький, из 1 класса, вообще по-русски говорит хуже, чем Джо. А одна девочка из другой школы, она только приехала недавно и 7 классов в русской школе училась. Еще мы с Риммой много стихов наизусть учим. Она очень стихи любит и нам читает вслух и книжки домой дает, а мы сами выбираем, что кому нравится. Бабушка говорит, что это правильно. Потому, что самое главное не правила, а чтоб мы любили русскую литературу и чувствовали язык, стихи этому как раз учат.
И ещё у нас раз в год бывает праздник русского языка, на который приходят родители и всякие родственники и другие, кто по-русски говорит. И там каждый ученик выступает со стихами, которые наизусть выучил, и потом чай с пирогами и конкурсы всякие для детей и для взрослых. А в прошлом учебном году у нас был праздник славянских языков. Были мы и поляки. А югославы не пришли, потому что у них война, и они даже языки разделили на сербский и хорватский. На каком языке у них мусульмане разговаривают, я вообще не понимаю. Учительница родного языка все равно одна на всех, кто из Югославии приехал. И я слышал, она сказала Римме, что боится спровоцировать конфликт в группе, так как русских не все любят, потому что они за сербов. А Римма очень удивилась, мы ведь теперь все в Швеции живем, и никакого отношения ни к югославской, ни к российской политике не имеем. А мой друг Мирослав пришел и даже маму свою привел. Он говорит, что сербо-хорватский всё равно один язык, хоть его кирилицей пиши, хоть латиницей. У него папа хорват, а мама сербка.
Не разводиться же им из-за какой-то войны. И что если ему понравится девочка-мусульманка, то он на сербов плевать хотел.
Девчонки
В первую же неделю у нас в классе случился настоящий скандал. Дело в том, что у нас все мальчишки, ну не все, конечно, но многие, стали себе девчонок выбирать. Делается это так. Ты выбираешь себе девчонку, какая нравится, подходишь к ней и спрашиваешь:
-Есть у меня шанс?
И если она говорит "да", то тогда ты с ней ходишь и дружишь. И даже можешь целоваться. И девчонки тоже выбирают и про шанс спрашивают. Потому что в Швеции равноправие. Здесь женщина может мужчине предложить на ней жениться. А раньше только мужчина мог сделать предложение.
Короче, один парень выбрал девчонку, но вместо шанса спросил:
-Кан ёг тафса по дей? (можно я тебя потискаю?)
А она не слышала или не поняла и сказала: да. А он её сразу обнял и за грудь. Интересно же. А она как заверещит. И тут другие девчонки прибежали и давай кричать:
-Сексуель тракасериет! Сексуель тракасериет!
Я, честно говоря, не знаю, как это будет по-русски. Я смотрел в словаре, там тракасери переводится как преследование или придирка. Но это неправильно. Дед говорит, что это по-русски называется "сексуальные домогательства". Но я думаю, точнее в данном случае, - сексуальное давление. Или, может быть, сексуальное оскорбление. Так бы, наверное, кричали русские девчонки.
Он, этот парень, говорит: Никакой тракасерии, она сама согласилась.
Но девчонки нажаловались фрекен, и все мальчишки были оставлены на квартситт, то есть сидеть в классе после уроков. И с нами провели беседу про равноправие полов, уважение к личности и прочее, и прочее.
А дома меня ждали к обеду, ведь у нас сейчас бабушка готовит, и все дома, даже Джо в дагис не ходит. Я за столом стал рассказывать, почему нас задержали. Бабушка говорит:
-Правильно, надо у вас уважение к женщинам воспитывать.
Мама ей отвечает:
-Тут никакого особого уважения к женщинам не воспитывают. Тут такое равноправие, что об уважении к женщине никто не заикается.
Дед говорит:
-Я не понимаю, почему равноправие, - это когда никто никого не трогает. Вполне понятно, если мальчику в 12-13 лет хочется девочку потискать и посмотреть, как она устроена. Я и сам хотел. И девочкам хочется на мальчиков посмотреть. Пусть девочки тоже тискают мальчиков, тогда и будет равноправие.
Бабушка на него прикрикнула:
-Ты умнее ничего придумать не мог? Нужно девочкам на них смотреть!
Я говорю:
-Конечно, нужно! Они к нам после каждой физкультуры в душ забегают, прямо внутрь друг друга вталкивают.
Мама спросила:
-А вы?
-А мы тоже к ним бегаем, но больше для шуму, потому что мы и так всё видели.
-Это где ж ты всё видел?
-Я ещё в третьем классе всё видел. У нас во фритисе одна за пять крон сиськи показывала.
Джо спросил:
-А зачем сиськи показывала?
Я сказал:
-За деньги.
Мама с бабушкой переглянулись, а Дед как захохочет:
-В третьем классе! За пять крон! Сколько ж она возьмет, когда у неё действительно будет, что показать?
Мама с бабушкой даже на него рассердились.
Потом мы пошли с Дедом в детскую и стали с ним про девчонок говорить. Он мне рассказал, как у них было, когда он в школе учился. У них школы тогда раздельные были - одни только для мальчиков, другие только для девочек. Но им от этого еще больше хотелось девочек потрогать. И однажды он на лестнице соседскую девчонку притиснул. Он боялся, что она кричать станет, а она не кричала и даже не сопротивлялась. Но он ничего интересного не нащупал, потому что зима была и на ней куча одежды была надета. И после этого у него пропало всякое желание за девчонками охотиться. Неинтересно оказалось. А потом, когда уже ему лет 17 было, он стал с девочкой дружить, портфель за ней носил, на каток ходил, в кино.
Я спросил:
-И ты её никогда не тискал и не целовал?
Он сказал:
-Ты что! Я её за руку боялся взять! Она такая была гордая.
-А потом?
-А потом она переехала. Её отец в КГБ работал. А тут пятьдесят шестой год.
Про КГБ я немного знал, Дед раньше рассказывал, так сокращенно назывался Комитет государственной безопасности. Этот Комитет всех, кто был недоволен правительством и об этом вслух говорил, в Сибирь отправлял на каторгу, как при царе, или просто к стенке ставил, расстреливал то есть. А про 56 год я не понял. И Дед мне рассказал, что тогда был съезд Коммунистической партии Советского Союза, это единственная партия была, и на том съезде Хрущев, который тогда правил, разоблачил культ личности Сталина. Тогда те, кто раньше не знал или не верил (а Дед говорит, многие не верили) поняли про сталинские лагеря, потому что после этого съезда оттуда, из лагерей стали люди, которые выжили, возвращаться. И тогда многие, кто Сталину помогал, и всякие гебисты , то есть те, кто в КГБ работал, сами были арестованы за то, что они невинных людей расстреливали и в лагеря отправляли.
И после того съезда все думали, что в России наступит демократия. Но она не наступила до 91 года. И теперь тоже еще не настоящая демократия. Еще далеко до Швеции. Хотя и в Швеции не все гладко.
Русские
27 августа у меня был день рождения. Обычно на день рождения мне устраивали калас - детский праздник. Я приглашал ребят, был торт, мороженое и всякие сласти, и мы с мамой придумывали заранее всякие игры. А потом мама устраивала конкурсы, о которых я тоже не знал, чтобы честно было. И все получали призы, не только я подарки. Но сейчас нам было не до каласа. Мама сказала:
-У меня есть ербьюданде (приглашение) в Грена-Лунд от ICA. Один взрослый и трое детей. Пригласи, кого хочешь, и пойдите в выходной. А 27 отметим дома без гостей.
ICA называется магазин. Вернее - это фирма такая,у которой продуктовые магазины по всей Швеции. Есть еще другие похожие фирмы. Если ты часто покупаешь еду в ICA , то ты можешь завести специальную карточку "постоянного покупателя^ получать всякие скидки или приглашения. Вот мама такое и получила.
Грёна-Лунд - это парк аттракционов. Там здорово, но дорого очень. Я там всего два раза был за всю жизнь. Я позвал Мирослава и Деда. Сначала я хотел позвать еще Виктора, но решил лучше взять Джо. Пусть ему тоже будет весело.
В Грёна-Лунде есть такая реактивная трасса, которую Дед называет почему-то "американские горки". Меня туда раньше не пускали, так как надо быть не ниже 140 см, а я в прошлом году чуть-чуть не дотягивал. Я вообще невысокого роста, наверное потому, что мама у меня маленькая, и бабушка, и Дед тоже не очень высокий. Только папа был высокий. Но я за этот год вырос почти на 12 сантиметров. Мама говорит, что мальчики начинают расти вверх позже, чем девочки, так что я, может быть, ещё вырасту таким, как папа...
Длинным проще, вот Мирослав еще в прошлом году катался на этих горках. А я всегда мечтал там прокатиться, хоть и боялся немного. Я хотел, чтоб Дед тоже прокатился вместе с нами, но он остался с Джо внизу. Кто-то же должен был с ним остаться. Потрясное было ощущение. Когда мы ехали обратно в метро, Джо болтал с Мирославом по-шведски, а мы с Дедом сели вдвоем напротив, и Дед вдруг спросил:
-Хочешь поехать со мной в Питер сейчас?
Я сказал:
-Конечно, хочу.
А потом подумал:
-Как же школа?
-В школу можно там ходить. Проучишься одну четверть, а там посмотрим.
-А мама с Джо?
-Мы с мамой говорили. У нас с бабушкой билеты на 5 сентября. Но она хочет еще остаться, маме помочь. Виза же на 3 месяца. А мне на работу. Бабушка не хочет, чтоб я был один. Но она же не может разорваться. Вот я и подумал. Мы бабушкин билет на тебя переведем. А ты русский язык подтянешь. И со мной поживешь. А?
Конечно, я хотел, хотя и сомневался, как это я в России в школу пойду? Там же все другое, программа, уроки и так далее. И как меня ребята примут. Я за шведскую школу, что я отстану или ребята меня забудут, не боялся. У нас в прошлом году один парень из Турции обратно уехал, мы думали насовсем, будет теперь в Турции всегда жить, а он через полгода вернулся, и никаких проблем.
Мама в школе договорилась, что у нас семейные обстоятельства. Она не очень хотела меня отпускать, но Дед с бабушкой уговорили. И она согласилась, что мне полезно с Дедом пожить. Только чтоб я один никуда не ходил, и чтоб Дед не нервничал. И чтобы я ему помогал. Я стал собирать вещи. Все было так неожиданно, и времени мало оставалось.
Мирослав мне завидовал просто. Он сказал, что тоже хотел бы в Югославию поехать и там в школу походить. Хоть недельку, посмотреть. Но, во-первых, там бомбят, а во-вторых, его родители разных национальностей и им там вместе жить не дадут.
За день до отъезда к нам зашла Римма. Она, оказывается, договорилась, что Дед её маме, которая в Петербурге живет, передаст письмо и деньги. Бабушка гуляла с Джо, а мы с мамой смотрели, что я забыл взять с собой. Мама хотела сразу ставить чай, но Римма сказала, что она не торопится, чтобы мы делали сначала свои дела. А она стала с Дедом говорить, и я слушал. Может быть, мне этого слушать не полагалась, но, по-моему, это все важно, о чем они говорили. Сначала Дед спросил:
-Вот вы с русскими детьми работаете. Какие они здесь? Как сюда попали?
А Римма ему отвечает:
-Как попали... В основном смешанные браки. Мама из Союза, папа из Ирана, Ирака, или с Кубы, или еще откуда. Шведы реже. Есть новые русские, фирмы из России переводят. У меня в группе вот брат с сестрой, Хайбибулины.
-Новые русские?
Дед засмеялся и Римма тоже. Я не понял, чему они смеются.
-Таких немного. Беженцев есть немного, из Чечни, Армении.
-А евреи?
-Те, что еще в советское время приехали. В Швецию наших евреев теперь не очень-то пускают. Здесь статус беженца получить трудно. Если в стране нет войны или явной диктатуры... Надо доказать,что тебя преследуют именно потому, что ты еврей.
Дед спросил:
-А почему они, ваши ученики, хотят язык сохранить? Это ведь, как я понял, необязательно.
Римма тоже спросила:
-А почему вы хотите? Всё же от семьи зависит. Ведь родным языком ребята, в основном, дома занимаются. У меня русского только один час в неделю на всё про всё.
А дальше - вы, мамы, папы, дедушки, бабушки. Если в семье язык не сохраняется, у детей нет никакого стимула учиться. Шведы ведь отнюдь не из благотворительности такую должность придумали, учитель родного языка. Смысл в том, чтоб помочь вновь приехавшим освоить терминологию по всем предметам, чтобы в школе успевали. Я практически шведским занимаюсь, а не русским.
-И как оно, в шведской школе? Если с русской сравнить?
-Ну, как сказать? Системы обучения совсем разные.
Здесь, в принципе, намного легче учиться. Главное - язык освоить. Но у наших ребят, у русских, обычно со шведским проблем не бывает. Если сравнивать с ребятами из других групп, арабской там или китайской.
Тут пришли бабушка с Джо, мы все сели пить чай, а Римма с Дедом продолжали разговаривать за столом. Джо чего-то там услышал и кричит:
-Я тоже русский.
Мама говорит:
-Какой же ты русский? Ты же в Швеции родился. Тебя даже в Россию без
приглашения не пустят.
-А я все равно русский, - говорит Джо.- Я сам по себе русский, без вашей России.
Римма говорит:
-Правильно. Мы все русские. Я думаю, раньше люди ассоциировали себя с какой-то религией. Потом со страной и национальностью. А теперь с языком. Вот со мной работает учительница английского, не школьного английского, а родного. Для тех, кто дома на нем говорит. У неё дети в группе не то что из разных стран -с разных материков, про национальности и религии я вообще молчу, так там всё перемешано. Но они себя здесь чувствуют единой языковой группой. И для них неважно, что один из Америки, а другой из Австралии, третий из Африки, они все - «англоязычные». Наверное, скоро мы все так и будем себя определять - русскоговорящие, франкоговорящие и так далее. Так, во всяком случае, мне кажется. Мы сейчас отождествляем человека с теми, у кого те же биологические признаки - цвет кожи, нос с горбинкой. Или с государством, которого он гражданин. А на самом деле нынче народ подвижен, немцы живут в Швеции, шведы в Испании.
Дед спросил:
-И как вы это себе представляете? Языковую идентификацию?
-Не знаю. Но определяющим будет базовый язык. Должен быть. Необязательно тот, на котором начал говорить в младенчестве. Потому что он может остаться на уровне бытового. Тот, на котором человек начинает мыслить. Потом этот человек, может быть, будет знать много языков, есть ведь люди, которые думают на нескольких языках, но все равно какой-то является базовым. Здесь, в Швеции, например, живет один французский писатель, по происхожению - тунисский еврей. Его родной язык по идее арабский, на нем, как я поняла, в Тунисе говорили его родители. Но он говорит, что это был очень примитивный языковой уровень, типа: "иди спать "/садись есть". А думать глубоко он начал уже по-французски, когда в школе учился. От еврея у него остались только биологические признаки, назвать его французом нельзя, шведом тем более, хотя он и гражданин Швеции. И кто он? Франкоязычный шведский тунисский еврей? Для него самого определяющим является французский язык. Хотя он лет 30 живет в Швеции.
Я тогда всего не понял, что Римма говорила. Я Деда потом спросил, почему они над Хайбибулиными смеялись. Оказалось, что это татарская фамилия. И что они, татары, - новые русские. Но на самом деле у них ничего татарского нет, кроме фамилии. Они настоящие русские, и даже в прошлом году их мама устраивала дома елку для всех русских детей из нашей группы.
Я думаю, в нашей группе все русские. Только маленький Сережа - швед. Потому, что он по-русски совсем говорить не хочет. Его спросишь, а он тебе отвечает по-шведски. Так что нет смысла по-русски спрашивать.
Я - еврей
Мы с Дедом прилетели в воскресенье, а в понедельник пошли в школу устраиваться. Сперва мы пошли справку в жилконторе брать, что я по нашему адресу живу. Только тетка в окошечке не захотела справку давать, а сказала, чтоб родители пришли, Дед сказал:
-Ну, началось. Российская бюрократия.
Но он не знал, что дальше еще хуже будет. Он тетку уломал и думал, что теперь все в порядке, что я сразу могу на занятия идти. Как только он с директором поговорит. Но всё оказалось не так просто.
Сначала мы пошли в соседнюю школу, которую видно у нас из окна. Мы пошли в канцелярию, Такая не очень большая комната, но с очень высоким потолком. Там сидела женщина-секретарь. Дед сказал, что он хочет видеть директора.
-По какому вопросу? - спросила женщина, а сама так на меня уставилась, что мне стыдно стало.
-Вот мальчика в школу устроить.
-Мальчик откуда? - спросила женщина. - Где прописан?
-Здесь, - сказал Дед. - В соседнем доме. - И назвал адрес.
Женщина посмотрела с недоверием, взяла справку из жилконторы, повертела.
-Что же вы так поздно спохватились? В какой школе раньше учился? - Она опять уставилась на меня.
-В шведской, - сказал я.
-Это где ж такая? В каком районе?
Я понял, что ничего хорошего меня здесь не ждет. Лучше пойти в другое место. Но Дед сказал, что он хочет разговаривать с директором. И все.
-Ждите, - сказала женщина. - Директор на уроке.
Она отвернулась к своим бумагам, но все равно то и дело поглядывала на меня. Тут раздался очень громкий звонок. Значит, урок кончился. В русских школах уроки начинаются и кончаются по звонку, я об этом еще раньше читал. Пришел директор - толстая старая тетка, посмотрела на меня, как на пугало, и прошла в кабинет. Дед прошел следом. Он вышел буквально через минуту, ни слова не говоря взял меня за руку и мы пошли на улицу.
-Проблема, - сказал Дед, когда мы вышли. - У тебя же нет оценок. Только бумага по-шведски, что ты учишься в 6 классе, и перевод. Даже без печати.
-В Швеции не ставят печати, - сказал я. - Зачем печать? И оценок в Швеции не ставят до 8 класса. Потому что оценки травмируют.
-Здесь тебе, мой дорогой, не Швеция. Без печати никто тебе не поверит. Без бумажки ты букашка. А без оценок тем более.
-Дед, - спросил я. - Почему они так на меня смотрели? В канцелярии. Они что, расисты? Или совковые идиоты? Как та тетка в библиотеке?
-Нет, - сказал Дед. - Надеюсь, что нет. Они просто таких мальчиков никогда вблизи не видели. Непривычно просто. Ты ведь каждое лето приезжаешь, ты много черных здесь видел?
-Ну, в метро или в центре.
-Вот. А у нас в трамвае? В нашем районе? То-то. На тебя так в любой школе смотреть будут, пока привыкнут. И ты привыкай. Всякий человек смотрит на непривычное с удивлением. А школьников с твоим цветом кожи, наверное, на весь Питер человек 10 не наберется. Студенты - да. Но это как гости, это всем понятно. А дети вызывают удивление. Ладно, сделаем еще одну попытку.
И мы пошли в другую школу, а я всю дорогу думал о том, что Дед сказал. И о том, что он не захотел сказать. На непривычное смотрят не только с удивлением, но и с недоверием. Это ведь потому мама так боялась,что я здесь в школу пойду. В Швеции мы жили в районе, где было много инвандраре и черных много. У нас в классе 5 человек и в параллельном не меньше.
Мы побывали еще в двух школах, но меня нигде не брали без оценок, а в последней школе, когда узнали, что мои родители живут в Швеции, а не в России, Деду сказали, что надо идти в Комитет по народному образованию и брать специальное разрешение.
Потом мы поехали к Деду на работу и он оттуда стал звонить в этот Комитет. Оказалось, что надо записываться на прием аж за две недели. Дед ужасно на все это рассердился.
-Это наша бюрократия, - ворчал он. -Вечно резину тянут.
Я сказал:
-Не переживай. В Швеции тоже полно бюрократии.
-Да уж. - Сказал дед. - Этого добра во всём мире навалом. Ступить не дадут.
Тут открылась дверь, и вошел Колосов. Я его давно знаю, только не помню, как его по имени зовут, потому что его все всегда Колосовым называют. Они втроем работают - Дед, Колосов и еще Маша. Маша на самом деле совсем не молодая, старше мамы, но Дед и Колосов, и даже бабушка, все зовут её просто Маша.
-Ага! - сказал Колосов. - А я думаю, кто это там ходит. А это вы. С приехалом, значит!
-Привет! - сказал Дед. - Чего плохого?
-Пока ничего, - ответил Колосов, - Пока все то же. Денег нет, бывает хуже. Здоровый парень стал, а? - он хлопнул меня по плечу.
-Как у тебя там?
-Да так... Зятя похоронил... Роза там осталась на месяц-другой. Шурку вот пока к себе забрал, да нигде в школу не берут.
-Как не берут?- Колосов посмотрел на меня. - Ты на компьютере могёшь?
-Могу.
Он почему-то всегда коверкает слова. Я раньше думал, что он меня дразнит, что я иногда по-русски неправильно говорю, но он не только со мной, это у него как игра такая.
Он сказал, чтоб я шел к нему в кабинет и поиграл. Я понял, что он при мне говорить не хочет, и ушел. Потом меня позвали, и оказалось, пока я играл на компьютере, пришла Маша, кому-то позвонила и устроила меня в школу, безо всяких оценок. Даже не очень далеко от дома. В израильскую школу. Я спросил:
-Почему здесь израильская школа? Мы же не в Израиле.
Маша сказала:
-Это школа для русских евреев, открытая совместно с Израильским министерством образования.
-Но я же не еврей!
-Здрасте! - сказал Дед. - А кто же ты?
-Не знаю.
Я хотел сказать, что я полусомалиец, но вспомнил про дедушку итальянца и ничего не сказал.
-Ты еврей, и еще какой! - Сказала Маша, - Галахический!
-Это как?
-По еврейским законом все переходит по материнской линии, - сказал Дед. -Раз твоя мама еврейка, значит ты еврей, независимо от отца.
-А вот дети твои будут считаться евреями, только если у них будет еврейская мама, - сказала Маша. - Твоего еврейства на них не хватит.
Оказалось, что Машин муж еврей. А Машина дочка, она уже совсем взрослая, как Самми, летом кончила 9 классов и хотела ехать в какой-то лагерь, еврейский. Но её не взяли, потому что она не галахическая еврейка, у нее русская мама.
-Папы для них недостаточно, - сказала Маша.
-Зато вполне достаточно для газовой камеры, - сказал Колосов. - Для этого и прадедушки хватало.
-Ладно, - сказал Дед. - Спасибо, мы пошли.
На следующий день я пошел в школу.
Черный викинг
Сперва я очень стеснялся. Во-первых, у меня акцент, хотя дед и говорит, что я выдумываю. Во-вторых, я не знал, какие там ребята. Они все вместе учатся не первый год, а я чужой и пришел даже не в первый день занятий. В-третьих, я черный и совсем не чувствую себя евреем, несмотря на маму-еврейку и дедушку с бабушкой.
Но меня встретили хорошо. Там было ещё несколько новеньких, которые пришли только в этом учебном году.
Школа в России совсем не такая, как в Швеции. Не в смысле здание, а система, как Римма сказала. Каждый урок длится 40 минут, а потом перемена. Есть короткие по 5 минут и по 10 и одна большая, на которой мы ходили в столовую. И все уроки начинаются и кончаются по звонку. Если ты выбежал на улицу, то можешь услышать и прибежать. А в Швеции никаких звонков нет. И уроки там продолжаются дольше. И потом сразу после математики может идти шведский или другой предмет, без перерыва. Потому что большинство предметов ведет один учитель. А потом сразу перерыв на обед часа на полтора. И еще несколько перемен поменьше, минут на 20, когда все должны идти на улицу, даже зимой. В школе быть нельзя, во всяком случае, в той школе, куда я хожу. Потому что в других школах, может быть, другие правила, я не знаю.
А в русской школе, как входишь, сразу гардероб, как в театре. И надо вешать куртку и снимать ботинки и ходить в другой, сменной обуви.
В Швеции у нас нет отдельного урока по литературе. Просто шведский, и всё. И ещё в Швеции всех учителей зовут по именам и всем говорят ты. А в русской школе надо говорить вы и по имени-отчеству. Я об этом раньше знал, мне мама объясняла, и в русских книжках так всегда говорят. Но мне трудно было к этому привыкнуть.
Вообще-то, оказалось вовсе не страшно. Только я по-русскому сильно не успевал, а по математике отставал ужасно, потому что программы совсем разные. В России учитель все объясняет на уроке сразу для всех, чтоб все поняли. Потом один ученик идет к доске и там решает, а все смотрят, правильно ли он решил. И если не правильно, то учитель опять объясняет. А потом все решают одинаковые задачи.
А в Швеции каждый сам со своим учебником работает. И кто-то может уже шестой параграф решать, а кто-то только третий. Это хорошо, когда все понятно. Но если бы было, как в Швеции, я бы совсем не смог по математике учиться,
потому что я отставал очень.
Там был один парень, он из Израиля приехал и был почти как я: тоже по математике и по-русскому отставал. И оценок у него по многим предметам не было. А у меня вообще никаких. Потому что в Швеции их не ставят.
Для нас двоих специально сделали дополнительные занятия по русскому и математике. После уроков.
Меня очень удивило, что в русской школе так мало знают о Швеции. У них география только что в 6 классе началась и они ещё никаких стран не учили. Я думаю, ребята в Швеции больше про Россию знают. У нас была тема-арбете, то есть, работа по теме, в 5 классе по разным странам, не входящим в Европейский Союз. Каждый выбрал какую-то страну, читал про нее и выписывал всё важное, а потом рассказывал в классе. Это называется редовиснинг. Я тогда рассказывал про Россию, потому что это проще. Очень большая страна, и книжек о ней много, и я сам из России. Но многое, что я рассказывал, все ребята сами знали. И потом мы каждый день, по очереди рассказываем новости и всякую информацию из газет. Дед говорит, что так раньше тоже было в Советском Союзе. Называлось: политинформация. Но там была пропаганда сплошная, и теперь нет такого. И потом многие семьи вообще газет не выписывают, потому что дорого. А для телевизионной программы берут в метро бесплатную.
Меня учительница на географии попросила рассказать о Швеции. Ну я рассказал немного и на карте показал. Многие даже не знали, где Швеция находится. А Миша, который из Израиля, говорит:
-А я думал, что ты из Эфиопии приехал. Или из Йемена.Там черных евреев полно.
Я говорю:
-Я не еврей. Наполовину только. А другая половина...
Тут все как захохочут. Одна девочка кричит:
-Мы все наполовину. Или на четверть. Кто вам считает!
Учительница сказала:
-Очень весело. Вы лучше на перемене пораспросите Сашу про Швецию. У вас теперь все пути открыты. Может когда-нибудь кто-то из вас поедет в Скандинавию.
А один парень, Игорь, я с ним подружился потом больше всех, говорит:
-Я про Скандинавию знаю. Оттуда викинги пришли. Они через Русь по рекам на Юг плыли, для торговли. Я про это читал. И Рюрик был из викингов, от него русские цари пошли.
А Миша закричал:
-Черный викинг! Мы будем звать тебя Черный викинг!
Учительница спросила:
-Ты не обидишься?
Я сказал:
-На что? Черный викинг, по-моему, красиво. И похоже на правду.
И меня стали звать Черный викинг.
Взрывы
В тот день, когда мы с Дедом по школам ходили, в Москве был взрыв на Манежной площади. По телевизору показывали. Но тогда никто особо не волновался. Говорили, что это криминальные разборки, они в России кругом.
А 9 сентября был опять взрыв в Москве, на каком-то шоссе (только не на шоссе вовсе, это улица так называется). Взорвался жилой дом, много людей погибло. И все обсуждали, что могло случиться и почему, а тут еще один взрыв буквально через несколько дней, и тоже в Москве. Больше ста человек погибло. Мы смотрели по телевизору, это жуткое зрелище. Хуже книжки про Холокост. Потому что это не история, а всё прямо сейчас происходит. Показывали, как людей вытаскивают, некоторые живые еще, только раздавленные. А через три дня еще один взрыв. В Волгодонске. И все стали говорить, что это чеченцы. Потому что у России война с Чечней была. Чеченцы отделиться хотели и собственное государство образовать, а Россия их не пускала. А потом они напали на Дагестан и стали там деревни захватывать. А когда их оттуда погнали, они стали в России террор устраивать. А русская армия стала Чечню бомбить. И тут такое началось. Все только об этом и говорили кругом. И в школе, и в магазинах, и в транспорте. И все взрывов боялись. Говорили, что теперь очередь Петербурга. Что будут взрывать жилые дома. И все стали смотреть, если какая чужая машина у дома стоит. По телевизору всех призывали быть бдительными. И все, кто временно приехал в Петербург или Москву, должны регистрироваться, что они не террористы. И все взрывов боялись.
Мама стала чуть не каждый день звонить, так волновалась. Дед ей сказал:
-Не трать зря деньги. У нас всё хорошо. А если плохо будет, сами позвоним.
Но она все равно звонила.
Однажды я пришел из школы поздно, потому что к Игорю заходил. Я к нему часто заходил. Он возле самой школы живет. Мы с ним русский вместе делали, чтоб веселей было. И потом он всякие модели собирает. Он ходит в кружок специальный, самолето-модельный. Деда днем все равно дома нет. И у Игоря тоже все только вечером приходят.
А тут Дед уже дома был, и с ним Колосов, и еще один дядька, незнакомый. Когда я пришёл, они о войне разговаривали. И этот незнакомый нервничал очень.
Дед нас представил:
-Это мой внук Александр, в просторечии Шурка. А это наш друг Армен. Он у нас пару дней погостит.
Оказалось, Армен из Калининграда приехал по работе. Он приборы покупал
для калининградских судов. А Дед с Колосовым делали к этим приборам всякие усовершенствования. А из-за взрывов у него, у Ар мена, неприятности начались. Потому что он лицо кавказской национальности. То есть он тоже с Кавказа, как чеченцы. Колосов сказал:
-Лучше быть лицом кавказской национальности, чем задницей любой другой.
А Армен отвечает:
-Слушай, что такое кавказская национальность, ты мне объясни? Нет такой. На Кавказе сотни национальностей есть, каждая свое имя имеет.
Дед говорит:
-Ты бы уехал куда. Пока утихнет.
Армен говорит:
-Куда я уеду, слушай? Я с 20 лет в Калининграде живу. Я моряк, слушай. В Армении моря нет, я без моря жить не могу. Куда мне ехать? У меня семья здесь... Слушай, почему ты сам не едешь на эту, как называется, историческую родину, а?
Дед на это ничего не ответил. Армен еще больше нервничать стал.
-Слушай, - говорит, - когда здесь утихнет? Здесь никогда не утихнет. Чечня, Афганистан, Дагестан, черт знает какой стан ещё, здесь всегда война будет. Я всегда чужой буду. И ты чужой будешь. Колосов только свой, и то пока молчит, слушай.
Колосов сказал:
-Я слушаю. Буду сидеть тихо и молчать в тряпочку.
-Это ты-то будешь тихо сидеть? -засмеялся дед.
Потом они ушли в магазин, а я стал делать уроки.
В русской школе очень много на дом задают. В Швеции нам на каждый день задавали один предмет. Например, в понедельник английский, во вторник математику, в среду шведский и так далее. Потом, правда, чуть больше стали задавать, но все равно не как в России.
Потому что каждый день надо делать и математику, и русский, и английский два раза в неделю, потом еще история с географией и всё остальное. Я сначала ничего кроме уроков не успевал. Уставал очень. Про то, что у меня с собой ещё задание по-шведскому, даже думать забыл. У нас в классе все ребята ещё в разные кружки ходят. Как они успевают все уроки сделать? В России обязательно надо домашку делать, потому что оценки каждый день ставят. Не выполнил домашнее задание - двойка. Чтоб не ленился. Но есть такие, что дома все на отлично делают, а в школе ничего не могут сами. Это родители им дома помогают.
Армен жил у нас два дня. Они с дедом уходили и приходили вместе. Дед сказал, что Армен боится один ходить. Потому что его националисты один раз сильно избили. Он тогда не у нас жил, а в гостинице служебной, для моряков. Его прямо там в гостинице избили. А когда милиция пришла, они его же, Армена и объявили виноватым. Потому что он армянин. Лицо кавказской национальности. А на Кавказе война. Я удивился, за что его били? Армения ведь никакого отношения к Чечне не имеет. Даже не граничит с Чечней.
Дед сказал:
-Это неважно. Для некоторых весь Кавказ на одно лицо. Эта война - спасение для политиков. Просто есть повод возбудить национальную вражду. Сначала против Чечни, потом против всех остальных. Когда в стране плохо, легче всего найти кого-то, кто виноват.
Я сказал:
-Но ведь чеченцы сами виноваты. Они дома взрывают, людей воруют, а при чем здесь остальные?
-При том. Даже если это чеченские террористы взорвали, что не доказано, нельзя же бомбить мирное население. Мы же выступали против бомбардировки Сербии в такой же ситуации. Это всё - игры для политиков. А для толпы -возможность излить злобу на кого-то. Народ зол: зарплату не платят, на пенсию жратвы не купишь, жилья нет. Тут кто под руку попадется, на том и выместят. И никто приглядываться не будет, чеченец ты или армянин. Чужой, и достаточно...
Дед вдруг замолчал, отвернулся и стал, как будто в окно смотреть. Но я понял, о чем он думал: я ведь тоже чужой. По мне сразу видно, что я не русский. Не буду же я всем объяснять, что я из Швеции приехал. И не поверит никто. Я же черный. Ещё чернее, чем Армен. Но не такой, как настоящий негр. Не негр и не белый. Подумают, что тоже с Кавказа. Может, чеченец даже. Армен вот здоровый дядька, а один ходить боялся. А я? Я теперь тоже бояться буду. Только мне ж все равно одному ходить. Не станет же Дед меня в школу, как малыша, водить.
Вечером позвонила мама. Я сказал, что у нас всё в порядке. Мама спросила:
-Ты нас совсем забыл или наполовину?
Я сказал:
-Ты что? Я совсем не забыл. Просто у меня времени нет письма писать.
Потом я говорил с Джо, а Дед с мамой и бабушкой. А потом Дед сказал:
-Ты, Шурка, видишь, что тут творится? Я думаю, тебе лучше вернуться в Швецию. Безопасней. И мама волноваться не будет. Она ведь соскучилась.
Я, честно сказать, тоже очень по маме соскучился. И по Джо тоже. И по ребятам. Просто я так занят был, что мне думать о них было некогда. Только когда спать ложился. Я только успевал чуть-чуть поскучать и засыпал сразу. А тут я стал о них думать, как они там без меня. И без папы... Я почти забыл, что папы нет. Я же здесь в России, а они там в Швеции. И папа как будто тоже там.
А на самом деле его нет...
Россия - Швеция
Дед купил мне билет на воскресенье. А в пятницу 1 октября был День учителя. Такой праздник в России есть, тогда всех учителей поздравляют. И концерт по телевизору специально для них. И иногда ещё премии дают, деньги то есть. Они, учителя, этого больше всего ждут, потому что зарплата маленькая. Я даже понять не могу, как они на такую зарплату живут. Приблизительно 300 шведких крон. В Швеции за день больше получить можно, когда Бинго-лотто продаёшь. Это лотерея такая, ее тиражи по телевизору показывают каждую неделю. А билеты продают обычно спортивные секции, чтоб деньги заработать на форму или поездку, или еще чего. Мы с ребятами из футбольной команды тоже продаем. Иногда, правда, никто покупать не хочет.
Это был мой последний день в русской школе. Я принес конфет шоколадных, которые мы с Дедом специально купили, и стал всех угощать: и ребят, и учителей. Они сначала думали, что это я по случаю праздника. Но когда я сказал, что я обратно в Швецию уезжаю, они даже расстроились. Привыкли уже. И я стал привыкать. Жалко, что я так мало тут проучился. Игорь меня спросил:
-Тебе где больше нравится - в России или в Швеции?
А я не знал, что сказать. И сейчас не знаю. Мне и там и там нравится, только в Швеции жить легче, конечно, если работа есть. Потому что безработные, они как русские учителя живут, им только на еду хватает. Но в России, я думаю, интересней. Мы по выходным с Дедом гулять ходили, он мне свои любимые места в Петербурге показывал: Новую Голландию, Зимнюю канавку, мосты всякие. И ещё мы стихи читали, когда ходили. Дед говорит, что у Петербурга свой особый ритм есть. Он очень много стихов знает, особенно о Петербурге. Наверное потому бабушка его в юности полюбила. Он ей тоже стихи читал.
Я подумал, что мне надо какие-то стихи про Стокгольм найти, по-шведски, разумеется. Стокгольм ведь тоже очень красивый город, и у него тоже, наверое, свой ритм есть.
В субботу я устроил калас, как в Швеции. Пригласил Игоря и еще двух ребят, и мы весь день веселились. А вечером мы с Дедом сидели вдвоем и мечтали, как они к нам переедут, когда он на пенсию выйдет. А потом я подумал: а как же Россия? Петербург? К кому ж я ездить буду, если Дед с бабушкой в Швецию уедут? Мне же обязательно надо приезжать. Я же теперь так к Петербургу привык, я скучать буду. Мама говорит, что по городу можно скучать не меньше, чем по людям. Она всегда по Петербургу скучает. И я теперь заразился.
Дед сказал:
-У нас друзей полно. Всегда будет к кому приехать. Да и всё это вилами по воде писано, все наши мечты.
А в воскресенье я чуть не остался в России. В аэропорту вдруг оказалось, что ребенку одному нельзя лететь. То есть можно, но надо специальное разрешение от родителей на пересечение российской границы. А мы не знали. Потому что я в Россию два раза без мамы летал и ничего. А из России меня всегда мама забирала и никто не знал, что одному мне нельзя.
Мы стояли около стюардессы, которая регистрирует билеты и не знали, что делать. Дед спросил, где начальник. Но начальника не было, и никто не хотел меня пускать и даже билет регистрировать. И уже на посадку надо было идти, а меня всё не пускали. Потом пришла какая-то женщина, наверное, начальница, но не самая главная. И стюардесса стала ей объяснять, что у меня нет родительской доверенности, и что родители в Швеции, и что Дед меня провожает. Женщина на меня посмотрела, потом мой паспорт и говорит:
-Пусти ты его. Видишь же - не наш ребенок. Их тут много нынче с нашими паспортами.
И меня зарегистривовали. На прощанье с Дедом уже совсем времени не было. Я даже не успел ему сказать, что хотел. Как мне с ним здорово было и всё такое. Я раньше никогда такого не говорил, а теперь понял, что надо говорить, если ты любишь кого-то. Потому что человек смертен. Я теперь много чего мог бы папе сказать... Только папы уже нет...
Я в самолете думал обо всем: о папе, о маме, о себе и обо всех. О России, и Швеции, и Сомали.
Мы в русской школе читали, что у человека должно быть чувство Родины. Но если я родился в России, а вырос в Швеции, получается, что у меня две Родины.
Но я не швед и не русский. Я и там и там чужой, а чужих не любят нигде. Значит, у меня нет Родины?
И где моя «историческая родина»? В Израиле? Сомали? Италии? Так я не был там никогда. Если я сам чужой и в России и в Швеции, то другие страны для меня чужие. Какая же это Родина?
Я люблю Россию и люблю Швецию. Мама говорит, что в России у меня корни. А в Швеции у меня - жизнь.
Я спросил как-то Деда, знает ли он, почему папа в Швецию поехал? Он же мог в Италию поехать. Ему бы проще было, он и язык знал, и папа у него итальянец. А Дед сказал:
-Когда твоему папе два года было, его отец повез семью в Италию, родителям показать. И что-то там не получилось у них. Не приняли там невестку черную, не знаю. Короче, когда они обратно в Африку вернулись, папина мама покончила с собой. Повесилась. И больше они никогда в Италию не ездили.
-А почему папа в Швеции оказался?
-Потому что Швеция для всех идеалом была. Он верил, что там демократия, и
политическая мораль, и равноправие, и всё остальное. Мы все верили. Что в Советском Союзе неправильный социализм, а Швеции как раз то, что должно быть. Социализм с человеческим лицом. Так, наверное, и было. Какой-то период. Только потом это всё куда-то ушло.
-Почему?
-Времена изменились. Политики.
Я сказал:
-Про шведских политиков я знаю. У них всегда хватает денег повысить себе зарплату, и никогда не хватает на школы.
-Так, к сожалению, не только в Швеции. Во всем мире. Нужна какая-то новая ступень для демократии. Вот новое тысячелетие наступит, и начнется новый этап в разитии. Тогда посмотрим.
Так сказал Дед.
Я летел из России в Швецию и думал:
Вот наступит новое тысячелетие. Совсем скоро, через пару месяцев. До этого я ещё должен новую школу выбрать. Потому что я закончу 6 класс, а у нас школа шестилетняя. И второй язык, кроме английского. Вообще, второй язык можно в 6 классе выбрать, но я выбрал углубленный английский, потому что он во всем мире нужен. И потом у нас в школе нет языка, которым я хочу заниматься. Я на самом деле уже знал, в какую я школу пойду. Я пока летел и думал, понял, что я пойду в ту школу, где есть итальянский язык, потому что я на четверть итальянец и дед у меня был итальянец. И папа по-итальянски говорил. А потом я вырасту и выучу сомалийский тоже, потому что папа у меня из Сомали, и когда там война кончится, я когда-нибудь туда поеду, посмотреть, где мой папа родился.
А русский я всё равно не брошу и всегда его учить буду. Потому что это мой родной язык, я ведь все-таки русский.
© 2003 Римма Маркова (Rimma Markova), Худдинге, Швеция.
Сборник опубликован с любезного разрешения автора
